Трансмутация [СИ] - Алла Белолипецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Голос, мальчик!
Ньюфаундленд запрокинул морду, и во взгляде, каким он одарил своего человека, явственно читался вопрос: «А ты, хозяин, часом не ополоумел?». Но Макс коротко потрепал ньюфа по широкому загривку и повторил команду:
— Голос!
И Гастон исполнил то, что от него требовали. Железные стены кабинки сработали как резонатор звука, и Настасья с Максом едва не оглохли, когда пес разразился своим фирменным бухающим лаем. Впечатление было такое, будто кто-то лупит с размаху кувалдой по пустой железнодорожной цистерне.
Пастырь с ружьем подпрыгнул на месте так, как если бы пес цапнул его зубами прямо за массивный зад. Закрутившись юлой, здоровяк сам стал похож на пса — который безуспешно ловит собственный хвост. А Гастон продолжал оглушительно лаять.
Наконец пастырь уразумел, откуда исходят звуки, и заспешил было к дальней кабинке. Но потом вдруг остановился и наклонился вперед, выгнув шею и словно бы высматривая что-то, находящееся низко над землей.
— Гастон, хватит! — Макс накрыл морду пса ладонью, и ньюф немедленно умолк.
— Что ты задумал? — спросила Настасья, хмурясь от беспокойства. — И на что он смотрит? — Сквозь пробоину в стене кабинки она указала на человека с ружьем, который теперь выпрямился во весь рост, но по-прежнему стоял на месте.
Макс поглядел вниз — и мысленно обругал себя непечатными словами. Он-то рассчитывал, что пастырь, услышав лай, решит, что собаки-людоеды добрались и сюда, а теперь грызутся за одну из овец. Он сунулся бы в кабинку для переодевания, чтобы отобрать у собак их добычу — для последующей утилизации. И Макс тут же оглушил бы его прикладом Льва Толстого, сыграв на эффекте неожиданности.
Однако великий генетик Берестов позабыл одну простую вещь: стенки в пляжных кабинках всегда делали сантиметров на двадцать не доходящими до земли. И видневшиеся из-под них голые ноги сигнализировали другим купальщикам, что кабинка занята. А теперь в зазоре между ржавым железом и гравием добрый пастырь узрел аж целых восемь ног: четыре — человеческие, четыре — собачьи. Причем на ногах людей имелась обувь, что ясно показывало: это не заплутавшие овцы, забредшие в одну из кабинок.
Повезло им с Настасьей только в одном: пастырь чуть замешкался, прежде чем принять решение. Раньше ему приходилось иметь дело только с беспомощными и безгласными созданиями, с которыми быстрота реакций отнюдь не требовалась. И Макс пальнул из «Льва Толстого» прямо в ржавую стену, так что у него самого и у Настасьи едва не полопались барабанные перепонки. Зато в стене кабинки образовалось пробоина диаметром с днище пятилитровой кастрюли. А Макс передернул затвор и заорал — диким голосом, отчасти из-за того, что в ушах у него стоял надрывный звон:
— Бросай оружие, падаль! Сейчас брюхо тебе прострелю!
Ствол его дробовика уже лежал на зазубренном крае отверстия в стене, а лазерный прицел «Льва Толстого» высветил ярко-красную точку на животе доброго пастыря. И тот нелепо скосил глаза, воззрившись на свое необъятное пузо, которое горой выпирало из-под разгрузочного жилета. Пастыри явно получали разгрузки как спецодежду — вместе с белыми шляпами.
По этим жилетам Макс и узнал своих вчерашних знакомцев: вероломного Пафнутия, его встряхнутого электричеством папашу и дядю Гунара — явно не слишком сильно пострадавшего при падении через провал в полу. Но Настасья так соседа и не опознала. В ночной погоне за ней и за Иваром этот человек, похоже, не участвовал. Да и прежде она его вряд ли встречала.
— Гунар! — закричал Макс. — Я больше повторять не стану!
И, пожалуй что, именно от звука собственного имени здоровяк и уронил помповое ружье на гравий.
— А теперь ложись на землю мордой вниз! И ручонки свои заведи за голову. Ах, да: шляпу с головы ты можешь снять.
9
— Если он потянется к оружию — сразу нажимай на курок.
Макс передал ружье Настасье и навел его ствол так, чтобы световая клякса лазерного прицела легла на затылок дяди Гунара. А потом вместе с Гастоном выбрался из кабинки на пляж.
Гунар лежал пузом на гравии и своими ладонями с пальцами-сосисками прикрывал себе затылок. Его «Лев Толстой» валялся от него справа, метрах в полутора. А нелепую шляпу пастырь отбросил почти что к самой воде. Он был похож на отожравшегося слизняка. И от жира у него даже на спине топорщилась разгрузка — чуть пониже его бугристой слоновьей шеи.
Макс поднял брошенный пастырем дробовик и обнаружил в нем полный магазин патронов. А Гастон подбежал к Гунару, слегка припадая на раненую заднюю лапу, и уселся рядом с его правым боком. При этом на здоровяка пес уставился вроде как сочувственно. Может быть, увидел в нем товарища по несчастью: Гунар ведь тоже хромал — после вчерашнего инцидента с участием портрета и двери.
— Только не стреляйте! — заканючил толстяк, снова удивив Макса своим тоненьким, диссонирующим с внешним обликом, голоском. — У меня денег нет, но за мной вернется машина. Там у мужика и сынка его кое-что имеется! Они вчера слупили с одного барыги пятьдесят червонцев за краденые паспорта. А оружия у них при себе нет.
Макс понял: этот слизняк его не узнал. То ли потому, что боялся поднять глаза от земли, то ли не разглядел его вчера толком. Он опустился возле головы Гунара на корточки и несильно прижал ствол дробовика к его плечу. Здоровяк охнул, однако отодвинуться побоялся.
— Когда они вернутся — отец и сын? — спросил Макс. — Как ты с ними договорился?
— Я сказал им, чтоб они возвратились за мной, когда сожгут… ну, тех, кого собаки не доели. А я должен был убедиться, что никто не выплыл. И еще, — он чуть запнулся, — я хотел осмотреть ту тачку. Она ваша, наверное?
«Осмотреть — на предмет, нельзя ли там чем-нибудь поживиться», — подумал Макс. А вслух спросил:
— Поблизости есть крематорий?
— Чего? — не понял здоровяк.
— Где они будут сжигать тела? Не в костре же?
— Так здесь же старый завод стройматериалов неподалеку! Там есть печь, в которой раньше кирпич обжигали.
— И сколько времени обычно занимает кремация? В смысле — сожжение останков?
— Полчаса. Может, минут сорок. Ну, и на дорогу туда и обратно еще минут двадцать уйдет. Этот завод — он по другую сторону от шоссе.
«Выходит, — понял Макс, — у нас в распоряжении меньше часа. Возможно, минут сорок пять». Но ему уж очень хотелось расспросить — допросить — этого человека.
— А как вы трое во все это ввязались?
